Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

— Что вы говорите? — польщенно ухмыльнулся Вольрих. — И вы полагаете, что Хорстман не ошибся в подсчетах?

— Ни в коем случае. Здесь есть детальные данные о том, с кем, где и когда. А также адреса, даты и даже точное время. Но к этим семи именам нужно прибавить еще двоих — замужних женщин. Желаете знать подробности?

— Замолчите! — сорвался Вольрих. Куда девалась его былая самоуверенность! — Ах он шпик сраный, свинья проклятая!

— Для такого человека, как Хорстман, эти детали личной жизни были лишь побочными результатами, — сказал Лотар. — Я только хотел бы заметить, что в списке ваших похождений фигурирует и имя фрау Тириш, причем троекратно.

— Хватит! — крикнул Вольрих. — Дайте сюда эту мерзость!

— Терпение, самые лакомые куски еще впереди, — успокаивал его Лотар. Тут есть, например, и я привожу лишь один из пяти одинаковых и равноценных случаев, имя некоего Штаммбергера, владельца бумажной фабрики в Вайльхайме. Его фирма входит в концерн Борнекампа. Тут подробности договора от 3 июля, подписанном в Мюнхене на 420 000 марок. Но вам выплачено 460 000 марок…

— Довольно, — прохрипел, бледнея, Вольрих. — Этого достаточно.

— Ну а мне тем более, только я хотел предложить и другие случаи, примерно на те же суммы.

— Дайте сюда! — снова взревел Вольрих.

— Как вам будет угодно, — Лотар швырнул на стол бумаги, которые Вольрих тут же подгреб к себе. — Между прочим, там только копии. Если желаете, чтобы я ознакомил с ними заодно Тириша и Шмельца, я предложу им другой экземпляр.

— Убирайтесь ко всем чертям, мерзавец!

— С удовольствием! Но я прошу вас при случае — а лучше всего прямо сегодня — как следует подумать и отменить увольнение фроляйн Бауэр. У вас на это, скажем, полчаса. И это пока все.

Доктор Шлоссер, предварительно предупредив через секретаря, нанес визит Маргот Циммерман. Та, хотя и поспала всего несколько часов, встретила его свежей и привлекательной. Очарованный Шлоссер долго глядел на нее, прежде чем поцеловать руку.

Разговор же он начал довольно нервно:

— Я надеялся застать Мартина… был уверен, что в такой тревожный день он будет с тобой…

— Прости, о чем это ты?

— Ты еще ничего не знаешь? — удивился Шлоссер. — Муж ничего тебе не сказал?

— Да ради Бога, о чем?

— Маргот, поверь, если доктор Шмельц поручил мне защищать его сына Амадея, я, разумеется, позабочусь и о Манфреде. Но мне нужны полномочия. От твоего мужа или от тебя.

— Но я ничего не понимаю, — в отчаянии воскликнула Маргот. — Что натворил Манфред?

— Пока трудно сказать. Факт тот, что вместе с Амадеем Шмельцем очутился в неприятной ситуации. Они причастны к драке, имевшей трагические последствия… Нужно их выручать!

— Но, Господи, что же делать?

— Ничего, Маргот. Я все сделаю сам. Но мне нужны все полномочия.

И Маргот подписала заполненный бланк, не представляя, какие проблемы создает этим своему мужу.

Кребс в кабинете Циммермана в понедельник, в 10.20.

— Келлер уже сообщил мне, что произошло. Я тут же навестил Хелен Фоглер и попытался объяснить ей, насколько бы нам помогло, решись она наконец нарушить молчание о напавшем на нее человеке. Но она вновь отказалась. Правда, в ее поведении было что-то новое. Прямо чувствовалось, что она жутко чего-то боится. Но чего?

— Может быть, это чисто женская истерия, — заметил Циммерман. — Или отзвуки пережитого нервного шока.

— Не думаю, — возразил Кребс. — Она боится чего-то совершенно конкретного.

— Не волнуйся, я добился, чтобы о ней позаботилась коллега Браш.

— То есть установил за ней контроль. Мне не сказав ни слова.

— Сделал я это только что, и думаю, что следить за Фоглер нужно хотя бы для того, чтобы обеспечить ее безопасность.

Кребс:

— Я и сам собирался попросить тебя об этом.

Решение комиссара Циммермана было абсолютно правильным. Но, как вскоре выяснилось, недостаточным. Он не сообразил, что охрана должна была распространяться не только на Хелен Фоглер, но и на ее дочь Сабину.

Позднее в кулуарах Полицайпрезидиума задавали вопрос, не забыл ли Циммерман об охране дочери Хелен намеренно, не было ли это одним из его испытанных трюков. От таких стреляных волков, как Циммерман и Келлер, такого можно было ожидать.

Соображения Карла Гольднера.

«Знаете, пословица о Божьей мельнице, что мелет медленно, но неумолимо, не выходила у меня из головы.

Правда, когда я вырос, то счел, что и Бог, и его мельница остались в прошлом. Но не подумал о полиции.

Мой приятель Гота как будто чувствовал, когда рассказывал мне, что существует строгая система подготовки материалов по уголовному делу. В ней предусмотрено все, начиная от осмотра трупа и кончая его вскрытием, включая возможную эксгумацию и множество других подробностей.

И именно из-за этих инструкций я столько проторчал потом в тюремной камере. Есть там одна фраза, при помощи которой ловкий юрист может сделать многое: „Органы полиции и их с сотрудники обязаны выполнять требования и указания прокуратуры“. Обратите внимание, там стоит совершенно однозначно: обязаны!

В моем случае это выглядело так: генеральный прокурор доктор Гляйхер, какими бы мотивами он ни руководствовался, отнюдь не был восторженным поклонником Вардайнера. И неудивительно. Вардайнер последнее время был слишком самоуверен и вознесся до неба. А Гляйхер с помощью своего энергичного молодого сотрудника, прокурора Штайнера, его мигом спустил с неба на землю. И хватило на это всего двадцать четыре часа.

Самое неприятное, что при падении Вардайнера больше всего досталось мне».

Беседа комиссара Кребса с Хелен Фоглер.

Хелен. Манфред в самом деле сын комиссара полиции? И его отец к тому же ваш друг? Я не знала…

Кребс. Фрау Фоглер, я всегда уважал ваше право говорить лишь то, что вы сами считаете нужным. Но теперь я прошу вас ответить на несколько вопросов. Считайте это чисто личным разговором.

Хелен. Ну если речь идет о сыне вашего друга и вам так нужно, пожалуйста. Я говорить могу спокойно — в отношении Манфреда и Амадея мне нечего стыдиться. Ребят этих я знаю около года. Что-то их привлекало ко мне, и, думаю, я их хорошо понимала. Знала, что люди их считали «голубыми»… и, видимо, это правда. Ведь ни один, ни другой со мной никогда… Ну, вы понимаете…

Зато уйму времени они провели со мной в бесконечных дискуссиях… я, правда, только слушала, но получала от них подарки. Большей частью от Амадея, который мог себе это позволить. Временами я их куда-нибудь сопровождала — на премьеры фильмов, вручение «золотых дисков», презентации и тому подобное. Нас считали неразлучной троицей, а мы частенько смеялись над сплетнями о нашей интимной жизни, вроде того, что Манфред со мной… или я с Амадеем… К счастью, все это со временем переросло в настоящую дружбу, которая для меня так много значила.

Поверенный в делах, доктор юриспруденции Шлоссер, разыскал комиссара Циммермана в его кабинете и сердечно приветствовал удивленного друга детства:

— Я так рад, Мартин, наконец-то увидеть тебя. Хотя пришел я…

— Ты здесь как адвокат? — недоверчиво и холодно спросил Циммерман. — Предупреждаю, в этом случае ты должен начать с прокурора, потом на очереди начальник полиции и только потом — рядовой сотрудник вроде меня. Эти принципы тебе следует знать и уважать. Особенно в отношении меня.

— Я тут, собственно, по личному делу, Мартин, прежде всего по личному…

— Но по личным делам я принимаю дома, — заметил Циммерман.

— Я как раз оттуда, — ответил Шлоссер. — И пришел я по поручению твоей жены, моей клиентки, давшей мне все полномочия.

— Ты это всерьез? — Циммерман внимательно взглянул на Шлоссера. — И в самом деле выпросил у нее полномочия? Но для чего?

— Ничего я не выпрашивал, она мне просто доверяет, — раздраженно возразил Шлоссер, добавив: — И ее доверие меня очень трогает, поскольку вытекает из нашей многолетней дружбы…

— И что ты себе хочешь на этом выгадать?

— Но, Мартин, не делай вид, что не понимаешь! — Шлоссер начал волноваться. — Речь ведь идет о твоем сыне, и я хочу помочь!

— Понимаю, — протянул Циммерман, — Шмельц поручил тебе защищать своего сына. И если у тебя получится, папуля на твой счет не поскупится. И ты прикинул, что сообщником Амадея был сын комиссара полиции, значит, его отец может повлиять на расследование в его пользу. Не так ли?

— Прошу тебя, Мартин, откуда такие подозрения! Если я пока не реагирую на твои выпады…

— …то только ради нашей нежной дружбы в детстве! Знаю, знаю. И ради Маргот, не так ли?

— Еще раз повторяю, я хочу помочь твоему сыну. И что бы ты обо мне ни думал, факт есть факт — как адвокат я могу многое сделать для Манфреда. С твоей, разумеется помощью.